(( 31 декабря 1977 ))

В спальне, как всегда, было холодно. Выдохшийся будильник уже смолк, когда Ушастый, кряхтя от неудовольствия, вылез из-под двойного слоя одеял. Предстояло опять идти кормить штошей: тактика экономии картошки позволяла растягивать осенние запасы на всю зиму, но зато Ушастому приходилось таскаться в штошник с кашей и колбасой чуть ли не через день.

Он быстро влез в меховой комбинезон с капюшоном, и аккуратно подоткнул уши. Комбинезон, как и летняя одежда, был и для дома, и для улицы: топить в замке было бесполезно из-за обилия сквозняков и огромности помещений. Ушастый вздохнул, и пошёл на кухню - готовить штошам завтрака. Вёдрами.

Кухня - самое тёплое помещение во всём замке - располагалась у замурованного конца коридора. За этой кирпичной стенкой простиралась обширнейшая нежилая часть замка, заселённая живностью отнюдь не травоядной. (не говоря уже о привидениях)

Ушастый подозрительно осмотрел кирпичи - не треснули они от перепада температур? - и резко распахнул кухонную дверь. В панике заметались крысы, собравшиеся погреться вокруг ещё не остывшей с вечера печки. Ушастый, наловчившийся за много лет знакомства, стал угощать их севшими батарейками. Когда кобура опустела, а уцелевшие крысы разбежались, он собрал пришибленных, и вышвырнул их за окошко, на мороз. Потом добыл ведро воды из расположенного в углу кухни колодца (умные они, всё-таки, были, эти предки!), и поставил кашу вариться прямо в этом ведре. (другой крупной ёмкости не было)

Себе на завтрак Ушастый приготовил свою любимую колбасу, нагрев её на сковородке.

Когда каша, несмотря на скудный запас дров, закипела, Ушастый помешал её для порядка ложкой, посолил, закрыл крышкой, и занялся колбасой. Колбаса была его любимой пищей, а штоши, по мнению Ушастого, ничего в ней, вкусной, не понимали, и готовы были жрать батонами, как какую-нибудь там низменную морковку. Поэтому колбасы им Ушастый давал всегда помалу, всегда скупясь, и всё время опасаясь, что колбаса на складе вот-вот кончится, и ему придётся питаться впроголодь: кашей и супом из пакетиков.

Короче, колбасу Ушастый нарезал тонкими и прозрачными, как папиросная бумага, ломтиками, причём по жадности ломтиков сделал меньше, чем было штошей. Последним шагом в приготовлении завтрака стало засыпание в кастрюлю с кипятком дважды уже использованной заварки. Вдруг, расщедрившись неожиданно для самого себя, Ушастый добавил в чай полторы ложки сахара. Тут же пожалел о необдуманной растрате, тяжко вздохнул, и убрал все продукты в сейф, о который крысы уже который год ломали зубы.

Отнеся штоший завтрак вниз, Ушастый завернул ведро с кашей и кастрюлю с чаем в кусок войлока, примотал к санкам верёвкой, чтобы не опрокинулось, и открыл занесённую снегом калитку. Увязая в свежевыпавшем снегу, он поволок сани к складу, где его должен был встретить ездовой Горобдан. Полчаса Ушастый ждал того, постепенно коченея на ветру, потом плюнул, и поволок сани своими силами. Если штоши хотят есть остывший завтрак - они получат остывший завтрак. Только бы чай не замёрз, кастрюлю жалко...

Через час уставший, злой и замёрзший Ушастый дотащил, наконец, завтрак до штошника. Даже невооружённым глазом было заметно, что что-то не так. Вместо обычного утреннего затишья стоял беспрерывный гвалт, всё время хлопала дверь, штоши носились туда-сюда, как муравьи в разворошённом муравейнике, и то бежали к запруде, то возвращались обратно к сараям. Свежий снег был утоптан до блеска.

Не решившись оставить пищу посреди чиста поля, Ушастый отволок сани в столовую, и запер их там, а потом поспешил к запруде. Вода в пруду была спущена на зиму, и вдоль его ближнего края катил свои быстрые воды Штоший ручей, протекая под будкой генератора. Теперь вокруг будки столпились штоши, время от времени издавая советы, которых никто не слушал. Ушастый подошёл поближе. Из будки торчала массивная задняя часть Горобдана, доносился голос Каста. Ушастого чуть не сбил с ног Хвостус, галопом несущий молоток и зубило. В общем, шло устранение очередной аварии...

Вскоре удалось освободить примёрзшее за ночь водяное колесо, в штошнике зажёгся свет, из будки вышел Каст, тщательно заперев за собой дверь, штоши пошли обратно к штошнику, кто-то вспомнил о завтраке, и Ушастого, наконец, заметили. -"А, привет!"- обратился к нему Каст -"извини, что так вышло, Горобдан тут был нужен позарез. А ты что, завтрак сам приволок?.. Мы уже к тебе идти собирались"-. Штоши выжидающе окружили Ушастого, словно тот мог в любой момент вытащить из-за пазухи накрытый обеденный стол.

— Щас бы чаю горячево, после таких трудовт-то! — авторитетно изрёк Риласт, перебирая резные пуговицы. Труды, действительно, были тяжёлыми: целый час стоять рядом и перебирать пуговицы - это вам не шутка!

— Горячего? — ядовито отозвался Ушастый, — Если вы не поспешите, завтрак придётся делить молотком и стамеской!

Штоши сразу поняли намёк, и бурным потоком хлынули в столовую. «Ты куда в шапке прёшь?.. Назад, вам говорят!.. Я тебя за такие разговоры без обеда оставлю!.. Эй, валенки отряхни!!.. А сам то ты кто?.. Глаза б мои на тебя не глядели!!!» донёсся до Ушастого голос Каста, организующего раздачу еды.

Ушастый пошёл в столовую, забрать свои сани, а заодно и дровами разжиться. Штоши приветствовали его возмущённым хором по поводу качества пищи, но Ушастый в ответ только назвал их всех тунеядцами, и обвинил в неуважении к его собственным трудам. Штоши аж заткнулись от возмущения. Ушастый в мёртвой тишине набрал дров, забрал ведро и направился к выходу.

— Эксплуататор! — крикнул вдруг кто-то у него за спиной.

— Сам дармоед! — рефлекторно огрызнулся погружённый в свои мысли Ушастый, и хлопнул за собой дверью.

У выхода его поджидал Каст, который сразу взял быка за рога:

— Слушай, что это опять за фокусы с колбасой? Как это называется, а?.. Можно подумать, что ты считать разучился! Меня, между прочим, уже третий раз в сокрытии заподозрили!

— Интересное дело, я на этих живоглотов деликатесный продукт перевожу, а они ещё жалуются, что мало дали! — Ушастый слишком близко к сердцу принимал всё, что было связано с колбасой. — Да если бы не мой склад, вы бы давно уже все с голодухи позагибались!

— Ах, твой склад!.. А кто, интересно, всё добро на этом складе у человеков в своё время добывал? Забыл уже, на чьём горбу колбаса доставлена?..

— Так это, значит, штоши так склад устроили, что в нём еда двести лет лежит, и не портится? Сами они, значит, к человекам караваном отправились, да? Да если бы не моё и моих предков умелое руководство, вы бы, штоши, ещё бы с каменными топорами на медведей охотились бы!

— Умелое, значит, руководство, да?.. Это благодаря какому такому умелому руководству от пяти больших деревень двадцать три штоша осталось, а?.. Это благодаря какому такому умелому руководству ты один в своём замке живёшь?.. Очень умелое руководство, надо сказать!.. Ты, дармоед в пятьдесят втором поколении, уже который год свалил все проблемы на меня, и думаешь, что сможешь вот так вот весь остаток жизни провести, раздавая добытую предком колбасу, и изредка - ценные указания? Да штоши давно уже могли бы обойтись без тебя, и не послали тебя куда подальше только от старой привычки к тому, что над ними должен быть феодал! А от феодала этого, если задуматься, пользы - как от кастрюли без дна! — язвительно закончил Каст, решительно развернулся, и скрылся за дверью столовой - продолжать разбираться с теми, кому колбасы не хватило.

— Без меня бы обошлись, как же.. — ворчал себе под нос Ушастый, волоча за собой сани с дровами. — Да вас на склад только пусти, вы там за неделю всё сожрёте, а потом с голоду загибаться будете... Сами вы дармоеды... Эксплуататором ещё назвали, паразиты несчастные...

Поворчав ещё некоторое время по поводу штошей, Ушастый задумался над крысиной проблемой: с одной стороны, зимой часть крыс замерзала, и их ряды редели, с другой стороны, выживали самые нахальные и умные, способные залезть хоть в тарелку. С одной стороны, можно рассыпать отравы, с другой стороны, большинство крыс кучкуется вокруг кухни, где отраву сыпать опасно.

Занятый подобными противопоставлениями, он и не заметил, как добрался до замка. Разгрёб для очистки совести снег у ворот - всё равно, через полчаса наметёт столько же - и понёс дрова в кухню. Там распугивание греющихся крыс повторилось в обычном порядке.

Ушастый собрался в очередной раз переделать крысоловку, и отнёс её в мастерскую, располагавшуюся на втором этаже надвратной башни, окнами на склад. Затопив самодельный камин, дым от которого естественным путём уходил через нежилые верхние этажи, Ушастый подошёл к среднему окну, и, подставив спину живительному теплу камина, обозрел холодный зимний пейзаж. Под низкими облаками лениво кружился снежок, затягивая дали серой мутью. За снежным полем серел засыпанный снегом лес, на фоне которого тёмной массой выделялось здание склада, увенчанное сугробами на плоской крыше. Оживлял эту безрадостную картину лишь столб дыма далеко за лесом - наверно, у штошей опять сгорел какой-то сарай.

Ушастый отошёл от окна, поправил дрова в камине, и передвинул флажок на человечьем календаре. Тут его ждал неприятный сюрприз: календарь кончился, и предстояло тащиться на склад, и рыться там в поисках нового. Ушастый помянул недобрым словом человеков, которые не могли, видите ли, рассчитать универсальный календарь: кончился - начни сначала... Подбросил дров, натянул валенки, и поплёлся к складу.

С трудом разыскав календарь на новый, 1978 год, (календарь оказался последним) Ушастый решил, наконец, задержаться, и пересчитать-таки колбасу, что всё собирался сделать вот уже лет пять. Ему приходилось поторапливаться: то, что позволяло колбасе храниться годами, не портясь, не позволяло храниться живым существам, которые засыпали вечным сном на третий день пребывания в нижнем этаже склада. В одной из комнат даже имелась любопытнейшая коллекция забредшей на свою беду живности, начиная с крыс и кончая крупным пастезавром, из тех, что водятся в подземельях.

Разломав штук двадцать ящиков из уходящего под потолок штабеля, и убедившись, что во всех - колбаса, Ушастый очень обрадовался, наскоро пересчитал ящики в штабеле, и отбыл домой с полным грузом колбасы. (зимой она и в сейфе не испортится) Расчёт обнадёживал: полутора тонн колбасы хватит очень надолго, даже если щедро давать штошам.

Первый раз с начала зимы Ушастый спокойно заснул, его больше не мучили кошмары о кончившейся колбасе. Но не спал бы он так спокойно, если бы знал, что горело у штошей. Штоши жгли чучело капиталиста, во фраке и чёрном цилиндре, чучело, характерной чертой которого были два больших уха...

Следующие два дня продолжался сильный снегопад с небольшими перерывами. Ушастый сидел как взаперти, ремонтировал крысоловки, и ел колбасу. Мороза не было, и крысы (чтоб им провалиться!) активизировались, пару раз стащив ужин прямо с тарелки. Крысоловки, как водится, не помогли.

На третье утро Ушастый обычным порядком приготовил штошам завтрак, но на этот раз колбасу, расщедрившись на радостях, резал ломтями толщиной в палец. Кинул взгляд на толстый слой свежего снега, вздохнул, и пошёл доставать из кладовки валенки со снегоступами.

Добравшись с превеликим трудом до штошника, (ноги-то короткие, а снег - глубокий) он был неприятно поражён происшедшими переменами. На поляне были в беспорядке разбросаны ящики, явно использовавшиеся в качестве сидений, перед ними высился строительный помост, задрапированный красными шторами из актового зала. Над главным входом был натянут транспарант, варварски выкроенный из такой же шторы. На транспаранте белой краской было вкривь и вкось намалёвано: «Долой эксплуататора!». В общем, можно было подумать, что тут проходил митинг, причём вчера: сидения и помост уже были припорошены свежим снежком.

«Митинги, эксплуататоры...» думал Ушастый, накрывая столы к завтраку (штоши, видимо, ещё не проснулись) «Напоминает мне человеков в разгуле их бреда.» — он разлил чай по разнокалиберным стаканам, набрал дров и направился к выходу. «Митинги, эксплуататоры, революции, резня... На такое только человеки способны. Причём, лишь наиболее свихнутые. И почему я решил, что у штошей был митинг?.. Не начитались же они большевистской литературы?» Ушастый как раз волок сани по коридору мимо библиотеки «Большевистская литература, большевистская литература... Постойте, да ведь тут где-то был целый сундук с большевистской литературой - вот не нашёл ещё лучшего места эту гадость хранить!..» Ушастый оставил на минутку сани, и зашёл в незапертую комнатушку библиотеки, чтобы удостовериться - на всякий случай - в сохранности сундука. И обнаружил только запылённый прямоугольник некрашеного пола. Внутри у Ушастого вдруг стало пусто и звонко, и ноги отказались держать.

«Спокойно, не надо паники!» тщетно успокаивал себя Ушастый, сидя на табурете, и пытаясь поглубже вдохнуть, «Просто Каст, наверно, решил убрать сундук от греха подальше, и не надо так волноваться, и вон уже, пыли сколько скопилось, и сундука здесь уже год, наверно, нет, и...» взгляд его случайно упал на стол, где валялось несколько агитброшюрок, «Капитал» и «История ВКПб». Пустота внутри стала просто космической, и Ушастый под колокольный перезвон плавно стёк с табурета на пол.

Выйдя из библиотеки на подгибающихся ногах, он машинально взялся за сани с дровами. «Не хватало ещё, чтоб штоши между собой передрались! Этак они, пожалуй, и совсем вымрут...» Сани со скрежетом волочились по избитому кафельному полу. «Кто же у них этот эксплуататор?.. Ему-то точно не поздоровится, это полезными делами им вечно заниматься лень, а за какую-нибудь дурость-то штоши всегда берутся прилежно... Эту бы энергию да в мирных целях...» думал Ушастый, выволакивая сани на улицу.

В следующее мгновение события стали развиваться с устрашающей быстротой. Сначала Ушастый вспомнил, что тогда, в столовой, эксплуататором назвали его. Потом из леса донёсся гвалт возвращающихся штошей. Потом им навстречу вышел Каст, только чудом не заметив Ушастого, застывшего посреди поляны. Каст шёл к лесу не оборачиваясь, но оттуда вот-вот должны были показаться остальные штоши. Ушастый, вместе с санями с дровами, ужом скользнул (это при его фигуре-то!) в ближайшее укрытие, которым оказался завешенный шторами помост. Внутри было узко, мешали поперечные перекладины, и нельзя было даже повернуться, не рискуя задеть матерчатые стенки. К тому же, Ушастому всё время лезли в голову мысли об обитом красной материей гробе, в каких обычно хоронят человеков...

— Ну, и где у вас Горобдан? — язвительно осведомился у штошей Каст.

Ушастый перестал дрожать, заинтересовался, и выглянул в дырочку. Штоши собрались толпой вокруг Каста - уставшие, вывалянные в снегу, и растерянные. Горобдана, однако, нигде не было видно. «Странно,» подумал Ушастый, «без него обычно ни одно заметное начинание не обходится...»

— Так я вас слушаю! — вновь обратился вновь Каст к штошам, с ядовитым презрением в голосе. — Что они, под землю, что ли провалились? Или, может, Горобдан летать научился, а? — Каст обвёл штошей уничтожающим взглядом. — Ну-ка, где тут у нас главный следопыт?... Выходи, выходи! Нечего за спинами прятаться! — штоши выпихнули вперёд сопротивляющегося Пуза. — Давай, излагай свою версию - речи-то ты у нас произносить мастер! — тонкий, как кузнечик, решительный и разъяренный Каст, уперев руки в бока, стоял, словно возвышаясь, перед жирным и изворотливым, приникшим к земле Пузом. Останки Пузовой популярности стремительно утекали, как вода из дырявого решета.

— Так ето, тово... — пытался оправдаться незадачливый предводитель, — они ж спёрли ету... как её... бульдозеру. Как же их догонять было, когда они на бульдозере ентой в гору попёрли?.. Тут никаких штошачих сил не хватит, за бульдозерой в гору гоняться... Я же о вас, о штошах заботясь.. — Пуз обернулся было к народу, ища поддержки, но тут Каст прокашлялся, и одной отточенной фразой нанёс смертельный удар:

— А пропадёт за горой Горобдан - ты, что ли, за него пахать будешь, о штошах заботясь?

Пузова популярность, махнув хвостиком, скрылась в тумане прошлого, оставив по себе лишь воспоминание, как вчера съеденая колбаса. Пуз заёрзал и съёжился под недружелюбными взглядами собратьев, и даже - невероятно, но факт - как будто бы похудел.

— Так, кончили дурью маяться? — Каст поднялся на трибуну, и сел на ящик. — Давайте тогда думать. Во-первых. Они сбежали за горы. Во вторых. Что Шусе там нужно. В третьих. Зачем ему Горобдан. Вот на эти вопросы мы и должны сейчас ответить. Если кто-либо заметил за Шусей какие-нибудь странности в последнее время, прошу высказаться.

Каст смолк, и штоши тут же начали шумно спорить, теряясь в догадках.

«Та-ак, значит...» думал Ушастый, «Они, значит, тут митинговали, революцию устраивали, а этот авантюрист Шуся взял, да и смылся под шумок с Горобданом за горы. Ежу и тому понятно, что ему там надо. Ничего там, за горами, нету. Ни леса, ни жратвы, ни жилья. Ничего, только горы, камни и снег. И Врата. (рис. 1.1) Огромная, чёрная пирамида с узким порталом входа... Вход-то у неё один, а выхода - два: один - в бесплодную каменистую долину, в тридцати верстах ходу от штошника, другой - в длинный, широкий тоннель, выходящий из-под гор уже в мире, где живут человеки.

Гнусные, мерзкие, могущественные человеки...

Если два маленьких, беззащитных штоша попадут в этот мир, назад они уже никогда не вернутся. Даже если один из них - могучий Горобдан»

Ушастому вдруг стало жалко простоватых штошей, которые с дурна ума спёрли и прочли книги, отравленные ядом человеческих бредней. «Как они по весне будут пахать, лишившись Горобдана - этого добродушного богатыря? Кто поможет им таскать брёвна, когда прохудится крыша?..» Ушастый почувствовал, как в голове шебуршится ещё какая-то неоформившаяся мысль - дурное предчувствие, что-ли?.. Но сосредоточиться в такой нервной обстановке не удалось, и он просто отмахнулся от неё, как от назойливой мухи.

...Каст помариновал штошей некоторое время, давая им своим умом дойти, куда сбежал Шуся. Своего ума оказалось явно недостаточно. Тогда Каст, вполне в своей манере, взял быка за рога:

— Итак, представляется совершенно ясным, куда отправился этот несознательный элемент! — штошам было совершенно неясно. — Этот предатель и тунеядец Шуся удрал к человекам и продался им, лишив нас главной рабсилы!⁽⁴⁾ — штоши шумно зааплодировали, а Ушастого просто покоробило от употреблённых Кастом человечьих жаргонизмов.

Переждав бурные и продолжительные аплодисменты, Каст продолжил:

— Пусть этот случай будет всем нам уроком! Предатель Шуся продался врагам при пособничестве их гнусного приспешника, этого капиталиста и эксплуататора Ушастого, подлого человеческого шпиона! — Ушастый аж подавился от такого беспардонного вранья. — Долой паразита! Зададим эксплуататору перца! Экспроприировать экспроприатора! Сплотимся, как один, в борьбе за лучшее будущее! — как по конвейеру цитировал Каст. Ушастый почувствовал, что его большие уши медленно вянут...⁽⁵⁾

Этот сюрреалистический митинг продолжался до вечера. Когда штоши окончательно охрипли и замёрзли, и пошли, наконец, подкрепиться, Ушастый бросил сани с дровами на произвол судьбы, и поставил рекорд в забегах по снегу на длинные дистанции. Потом он запер железные ворота склада, подпёр деревянные ворота замка тяжёлой мебелью, и в рекордно сжатые сроки починил засов у калитки...

А штоши, ошарашенно наткнувшиеся на остывший завтрак, сочли его отравленным, и выбросили колбасу за забор.

Примечания:
 №4: "Рабсила" - сокращение от "рабочая сила". Советский неологизм.
Вернуться к чтению}>

 №5: Неосмысленное цитирование различных большевистских терминов.
Вернуться к чтению}>

Следующая глава >>